части не даст разделяющимся частям ни оздоровления, ни равновесия, ни мира. Ибо Россия, говорил он, это конкретная тотальность, сложившаяся исторически на базе общей судьбы, географии, экономики, языка и т. д. И действительно, на территории бывшего Советского Союза имело место поистине вавилонское смешение народов – 65 млн человек проживали вне пределов своих национально-государственных образований или своей исторической родины. Около 12,5 млн человек состояли в смешанных браках. На территории других республик, вне пределов РСФСР проживали более 25 млн русских и более 11 млн представителей других этносов, считающих русский язык родным. На территории же Российской Федерации проживало около 27 млн человек нерусской национальности, или 18,5 процента всего населения. Нетрудно представить, что распад СССР и установление между бывшими советскими республиками границ оказалось трагедией для всех народов. Вряд ли кто из народов СССР выиграл от его ликвидации, кроме узкой группы национальных элит и политиканов.

Это же относится и к нынешней Российской Федерации. Согласно переписи 1989 года, во всех автономных республиках России «титульные» нации не превышали 43 процентов их совокупного населения, в автономных областях – 22 процента, в автономных округах – 10,5 процента. В 21 автономном образовании русских насчитывалось больше, чем представителей коренной нации. В некоторых из них они составляли менее трети населения. Во всех российских республиках численность титульных народов составляет около 10 млн человек или 7 процентов населения России.

Возникает чреватая серьезными последствиями проблема. Если согласиться с толкованием права наций на самоопределение, предлагаемым некоторыми политиками и теоретиками, согласно которому оно реализуется через волеизъявление народа, к которому относятся только лица коренной национальности, значит признать, что это право может быть осуществлено только в пределах конкретных национально-территориальных границ. Получается, что все другие люди, проживающие на территории республики, – это население, а не народ, и его воля может в расчет не приниматься. Значит, следует признать достижением государственно-правовой мысли статью 69 Конституции Башкирии, гласящую: «Республика Башкортостан образована в результате реализации права башкирской нации на самоопределение…». И это при том, что в Башкирии лица «коренной национальности» составляют менее 20 процентов населения. Как же в таком случае быть с представителями «титульных наций», тех же дагестанцев, проживающих за пределами своей республики? И какой народ в Дагестане считать коренным?

Сегодня миллионы представителей «титульных наций» проживают вне пределов своих национальных республик. К примеру, более 2/3 татар живут вне Татарстана (в одной Москве их только 300 тысяч). Две трети мордвы также проживают вне своей республики. При таком положении строить государственность вокруг конкретной национальности, по крайней мере, неразумно и близоруко. Трагичность и бесперспективность этого пути видна на примере тех бывших советских республик, которые последовали по нему. Да и мировой опыт свидетельствует, что все более заявляет о себе тенденция, согласно которой «государство – нация» уступает место «государству – сообществу».

«Государством – сообществом» была Российская империя, таким же государством является и Российская Федерация. Россия никогда, в отличие, скажем, от Германии, не ассимилировала свои малые народы. В Германии же сидевшие по Эльбе и Дунаю славянские племена подверглись истреблению или полной ассимиляции. Делалось это, главным образом, через уничтожение высшего слоя – аристократии – побежденного народа. Обезглавленный народ затем подвергался насильственному обращению в католицизм, несогласных убивали, оставшиеся принудительно германизировались. В России же верхушка побежденных народов всегда включалась в высший аристократический слой империи. Достаточно вспомнить остзейских баронов, польских аристократов, кавказских князей, среднеазиатских беков на русской службе, судьбу того же имама Шамиля, которому было даровано дворянство и сын которого учился в Пажеском корпусе. Все это – следствие русского духа, русской природы и русской культуры, которые непринудительно и незаметно «обрусевают» людей другой крови, отмечал Ильин.

Разрабатывая модель национально-государственного устройства Российской Федерации, важно помнить об этих основополагающих ценностях и о том опыте, который был накоплен в советское время. В 1977 году в связи с принятием новой Конституции СССР было заявлено, что в Советском Союзе создана «новая историческая общность – советский народ». После развала СССР многие отказались от этого понятия, посчитав его фикцией. Однако при вдумчивом подходе к проблеме невозможно отрицать существование в СССР советского патриотизма и чувства общности, когда представители разных народов, находясь за пределами своей страны, считали себя и представлялись советскими. Существовала и другая точка зрения, которая рассматривала «советский народ» формой существования реального российского суперэтноса – носителя русской цивилизации. Несмотря на неопределенность и расплывчатость, реальное существование суперэтноса никем из исследователей под вопрос не ставится. Так же, как в Римской империи, принадлежность к общей цивилизации позволяла иллирийцу Диоклетиану, бывшему «варвару»-иберийцу Септимию Северу и африканцу Апулею ощущать свое единство и отличие от «варваров». Или как сегодня североамериканцы, немцы, англичане, французы и скандинавы осознают свою общность и отличие от не входящих в западноевропейский суперэтнос турок, албанцев, болгар и сербов.

Во второй половине 80-х годов XX века советское общество вступило во всеобъемлющий кризис, одной из причин которого было отсутствие научно обоснованной политики управления, в том числе и национальной. Кризис назревал постепенно, исподволь, по мере складывания региональных этнических элит-кланов. Этому содействовала и кадровая политика в национальном вопросе, когда с согласия высшего политического руководства страны во всех союзных и автономных республиках последовательно проводился курс на «ускоренное выращивание национальных кадров». Сложилась практика, когда первым секретарем даже в автономиях мог быть только представитель «титульной» нации, а вторым – представитель Центра. Некоторое время это позволяло Центру контролировать ситуацию на местах, однако с укреплением элитных кланов контроль Центра стал быстро ослабевать. В годы распада СССР эти клановые группы и стали носителями националистических и сепаратистских настроений и устремлений.

Процессы суверенизации, столь характерные для современной России, остро ставят вопрос о судьбе национально-государственных образований и модели российского федерализма. Предложения по этому поводу высказываются самые разные: от создания новых национально-государственных образований, в том числе Русской Республики с входящими в нее семью автономными территориями (Поволжской, Уральской, Западно-Сибирской, Дальневосточной и т. п.), до перехода на территориальный принцип федерального устройства, то есть деления страны на губернии, области или земли.

Бесспорно, этнонациональный принцип построения Российской Федерации весьма уязвим, поскольку при малейших сбоях и внутреннем напряжении всегда существует угроза территориальной целостности государства, тем более что границы национальных республик лишь условно можно соотнести с этническими ареалами народов. Наиболее разумным был бы территориальный губернский принцип. И рано или поздно России придется пойти по нему. К этому подталкивает и опыт федераций, основанных на губернском принципе и существующих уже столетия. Разумеется, политические реалии делают невозможным быстрый отказ от национально-территориального устройства и переход к территориальному, губернскому. Возможен лишь постепенный путь, в рамках конституционного поля, без резкой ломки сложившихся порядков,